К 115-летию со дня праведной кончины святителя Илариона (Юшенова), епископа Полтавского и Переяславского.
К режиме реального времени в несчастьях и потрясениях трудно разглядеть промысл Божий. Но когда всё принимаешь, словно из руки Господней, тогда с годами пазлы складываются в единую картину и становятся дорóгой, ведущей в жизнь вечную.
Зима 1904 года в Полтаве выдалась по-особенному снежной. Было около шести вечера, на улице — уже темно. Большие хлопья снега покрывали тротуар, дорогу и крыши домов, гирляндами оседали на ветвях деревьев. У ворот архиерейского дома горел одинокий фонарь. Тусклый свет отражался на снегу, отчего тот искрился и светился таинственным голубоватым оттенком. Провинциальная старинная улочка завораживала своим зимним убранством.
В какой-то момент ворота архиерейской резиденции приоткрылись, и из них вышел одетый в чёрную зимнюю рясу и такую же чёрную бархатную скуфью старец. Довольно высокого роста и крепкого телосложения, с большой белоснежной бородой, он очень походил на святителя Николая. Впрочем, борода была не единственным сходством. Старец, тоже святитель, также стал «правилом веры и образом кротости, воздержания учителем» для своей паствы. Имя ему — Иларион, епископ Полтавский.
Выйдя за ворота, он бодрым шагом направился в сторону Колонии (так в Полтаве называли один из районов, в котором в прежние времена проживали немецкие ремесленники). В руке держал узелок с подарками и сладостями.
Владыка спешил к слепым. Но это были не просто слепые, это были слепые дети. Когда-то, лет десять тому назад, Преосвященный, объезжая епархию, поразился количеству незрячих в Полтавской губернии. В его любвеобильном сердце возникло горячее желание помочь, и он тут же принялся за устройство училища для слепых девочек. Много лет он сам содержал его на собственные средства, давая возможность незрячим детям из бедных сословий получить образование и необходимые для жизни навыки. И в этом он походил на святителя Николая — в акафисте Мирликийскому чудотворцу есть такие слова: «Видеша отроковицы, на брак скверный нищеты ради уготованныя, великое твое к нищим милосердие, преблаженне отче Николае, егда старцу родителю их нощию узельцы три злата таяся подал еси, самаго со дщерьми избавляя от падения греховнаго». Так и святитель Иларион сохранял чистые детские души «от падения греховного», подавая им «узельцы три злата» — свою отеческую любовь, благословение и заботу.
В училище дети уже ждали владыку — он приходил сюда каждое воскресенье. В большом холле раздавались радостные крики: «Дедушка пришёл! Наш дедушка пришёл!» (так здесь ласково называли Преосвященного). Он снял с себя верхнюю рясу, поставил в уголок посох и громко запел «Царю Небесный». Детские голоса тут же подхватили слова молитвы — в училище был организован прекрасный хор, который иногда сопровождал Божественную литургию в архиерейской Крестовой церкви.
На последних словах молитвы владыка развязал принесённый им узелок и принялся обходить девочек, осеняя каждую крестным знамением с неизменными при этом словами: «Боже, благослови!», целуя в макушку и одаривая сладостями. А затем очень долго, несколько часов кряду, дети, перебивая друг друга, рассказывали владыке о своих успехах, о том, как провели прошедшую неделю, показывали, чему научились новому. Дедушка архиерей выслушивал всех со вниманием, для каждой из воспитанниц находилось у него ласковое слово и полезный совет.
В окружении детей владыка сам становился ребёнком: громко смеялся с ними вместе, иногда даже дурачился, разрешая потаскать себя за большую седую бороду. Но меж тем на радостном лице архипастыря то и дело проскальзывала грусть, а глаза наполнялись слезами, которые он в эти моменты с трудом сдерживал. Девочки были незрячими, потому ничего не замечали, а владыка, украдкой вытирая слёзы, продолжал смеяться.
Плакать ему было о ком… У него тоже была семья и дети. Но в какой-то момент прежняя жизнь разбилась вдребезги: его самые родные люди давно в Царствии Небесном, а он — восьмидесятилетний старик — доживает свой век, окружая теплом и заботой чужих детей, видя в них своих собственных.
Такова воля Божия! И святитель принял её. Вся его жизнь с молодых лет была самоотверженным послушанием — послушанием воле Божией.
***
Родился владыка в семье священника и первую половину жизни провёл далеко от этих мест — в Смоленской губернии. Имя его в ту пору было Иван Юшенов. Окончив в 1843 году Смоленскую духовную семинарию, девятнадцатилетний юноша хотел продолжить образование в духовной академии, но не тут-то было. Как раз в это время Смоленский епископ Тимофей (Кетлеров), на попечении которого находились две осиротевшие племянницы, вознамерился старшую из них выдать замуж. Выбором кандидатов в мужья он занялся лично. Просматривая списки выпускников семинарии того года, владыка остановил своё внимание на юноше по фамилии Юшенов, поскольку хорошо знал его отца, и тут же потребовал вызвать молодого человека к себе на приём.
Можно только представить состояние последнего, когда он узнал, что вместо учёбы в академии ему предстоит в скором времени жениться, да ещё и на племяннице архиерея. Но ослушаться Иван не посмел, приняв волю епископа как волю Божию. Так впервые в жизни он проявил полное послушание, которое определило дальнейшую его судьбу.
Перед Венчанием он видел свою невесту только дважды, и то на почтительном расстоянии и в полном смущении духа. Разумеется, на вопрос владыки: «Понравилась ли тебе невеста?» был обязан ответить утвердительно. Вскоре сыграли свадьбу, а затем двадцатилетнего Ивана рукоположили в священный сан. Нужно сказать, семейная жизнь новоиспеченной пары сложилась счастливо. Ближе познакомившись уже в браке, супруги искренне полюбили друг друга. У них родилось трое детей: дочь и двое сыновей.
Став, по сути, племянником архиерея, отец Иоанн мог рассчитывать на вполне спокойную и безбедную жизнь, однако Преосвященный Тимофей решил устроить для новорукоположенного пастыря настоящую школу жизни и послушания.
Сначала назначил его на самый захолустный, отдалённый и бедный приход. Провожая на новое место служения, владыка дал отцу Иоанну наставление: «Там шесть лет не было священника. Один ушёл за штат, другой был пьяница… Но ты не смущайся и не падай духом. Говори поучения. Без молитвы за перо не берись… Пиши поучения и присылай их ко мне, да и вообще описывай, что будешь делать».
Естественно, всё это исполнялось в точности. В первое время отец Иоанн получал обратно свои писания с колкими замечаниями Преосвященного на полях, но затем среди критики стали встречаться и слова одобрения. Дела на приходе потихоньку налаживались, увеличилось количество прихожан. Так, оказав полное послушание своему архиерею, отец Иоанн приобрёл пастырский опыт и стал неплохим проповедником.
Видя его усердие, Преосвященный Тимофей перевёл его в Смоленск в Вознесенский женский монастырь. Но и здесь владыка не дал батюшке пожить беззаботной жизнью. Пригласил однажды к себе и говорит: «Эх, выдохся ты, брат! Читай-ка Библию да ко мне приходи — будем беседовать с тобой». С этого времени отец Иоанн обязан был каждый воскресный вечер являться к Преосвященному и давать подробный отчёт: сколько и чего прочёл из Священного Писания, как понимает те или иные места, какие возникли недоумения, и на всё получал соответствующие указания и разъяснения.
Когда спустя несколько лет чтение Библии было окончено, владыка Тимофей на этом не остановился. Сперва благословил отцу Иоанну вести катехизаторские беседы с народом, для которых следовало готовить подробные конспекты (со временем их число достигло восьмидесяти), а позже говорит: «Повтори-ка ты весь семинарский курс. Да повтори хорошенько! С толком…». Теперь молодому священнику необходимо было являться к Преосвященному на беседы по догматическому богословию, библейской и церковной истории и другим дисциплинам. На этих беседах присутствовали родственники, а иногда и посторонние, а отец Иоанн каждый раз волновался, будто школьник на экзамене.
Такая своеобразная школа жизни продолжалась около двенадцати лет. Всего лишь два месяца в году, когда Преосвященный покидал Смоленск и уезжал на дачу, становились для племянника архиерея настоящими каникулами. И тем не менее благодаря оказанному послушанию за эти годы он приобрёл глубокие богословские познания.
***
Но однажды в счастливую размеренную жизнь ворвалось горе. Когда отцу Иоанну было 32 года, неожиданно скончалась его супруга. Ещё через год во время эпидемии холеры умерла семилетняя дочь. Глубоко потрясённый и раздавленный горем пастырь, испросив благословения владыки Тимофея и оставив сыновей на попечение свояченицы, отправился в Киев на поклонение Печерским угодникам. Здесь у него сложились тёплые отношения с Киевским святителем Филаретом (Амфитеатровым), который с отеческой любовью принял удручённого священника. У отца Иоанна возникло желание остаться здесь навсегда и продолжить образование в духовной академии, однако в скором времени архиепископ Тимофей потребовал его возвращения в Смоленск. На этом настоял и митрополит Филарет: «Иди, воспитывай детей, а то перед Богом дашь ответ!». И снова пришлось оказать полнейшее послушание.
Возвратившись, отец Иоанн начал просить о пострижении в монашество. Совершая на протяжении многих лет паломничества по монастырям, он беседовал об этом с опытными и духоносными людьми, но всюду слышал один и тот же ответ: «Ещё не пришла пора. У вас дети. Бог Сам укажет время».
В 1868 году отца Иоанна, к тому времени протоиерея, ожидало новое потрясение. Из Петербурга пришло известие о смерти старшего сына, который только-только окончил университет. Впоследствии старец так вспоминал об этом: «Я весь предался скорби, прервал занятия, а их было довольно. Ежедневно часами стоял или лежал у могилы. Потерял сон, аппетит и дошёл почти до расстройства. Только милость Божия спасла меня». С этой утратой окончательно оборвалась его связь с миром.
В 1873 году заветное желание отца Иоанна исполнилось: с именем Иларион он был пострижен в монашество, тогда же возведён
в сан архимандрита и назначен настоятелем Троицкого Смоленского монастыря.
Однако на этом испытания не закончились. В 1879 году смерть похитила у него последнюю отраду и утешение — младшего сына. «По смерти второго сына мудрый архиепископ Тимофей строго приказал молиться, покоряться воле Божией и не оставлять дел и занятий по разным обязанностям. И этот-то простой совет примирил меня с крестом и сохранил здоровье. Будем жить и трудиться под крестом, пока придём с ним ко Христу и Он, Всеправедный, узнает нас», — рассказывал отец Иларион много лет спустя.
Немного оправившись от потрясения, он вновь отправился на богомолье в Киев, и это паломничество коренным образом изменило его дальнейшую жизнь. Киевский митрополит Филофей (Успенский), разглядев в нём талантливого администратора, сделал его наместником Киево-Печерской лавры. На своей должности отец Иларион пробыл шесть лет, а за это время отремонтировал лаврскую колокольню и Великую церковь, возобновил после пожара типографию, провёл водопровод. Но более всего заботился о духовном росте монашествующей братии, для которой стал и любящим отцом, и настоящим примером. Под сенью Киево-Печерской обители уже немолодой архимандрит намеревался провести остаток своих дней. Впрочем, однажды произошёл случай, который указал ему на то, что Промысл Божий готовит для него новое послушание.
В то время в Лавре жил и подвизался известный всему Киеву Христа ради юродивый монах Паисий. Однажды, когда отец Иларион направлялся в Великую церковь для совершения Божественной литургии и по дороге со словами «Боже, благослови!» осенял крестным знамением богомольцев, к нему подбежал отец Паисий, быстро сунул в руку свою палку, наподобие архиерейского посоха, и громко закричал: «Благословите, Ваше Преосвященство!», после чего принялся многократно лобызать его десницу. Смущённый отец Иларион робко ответил: «Я не Преосвященство, а наместник Лавры», на что блаженный начал кривляться прямо ему в лицо: «Наместник Лавры! Наместник Лавры! Да как же?», а затем уже с серьёзным выражением лица твёрдым голосом произнёс: «Да как же Вы не Преосвященство? Вы — епископ Полтавский и Переяславский!». После этого юродивый так же внезапно, как и появился, скрылся в толпе.
«Ох уж этот Паисий… Вот проказник! Поди разбери, что у него на уме…» — еле слышно бормотал отец Иларион, входя в храм и облачаясь в архимандричью мантию.
Чудачества чудачествами, но в скором времени из Петербурга пришла телеграмма: Святейший Синод вызывал наместника лавры в столицу для архиерейской хиротонии. Ознакомившись с её содержанием, отец Иларион вновь тихо пробормотал: «Ох уж этот Паисий!
Ох и проказник…».
Как ни тяжело было покидать ставшую родной Печерскую обитель, а деваться некуда — послушание есть послушание.
Полтавской епархией епископ Иларион управлял на протяжении почти двадцати лет. Управлял мудро, творя суд и правду, растворяя их отеческой любовью и милостью. Чтобы рассказать о всех его трудах на Полтавской кафедре, потребуется отдельная книга. Он проявил себя как талантливый администратор и строитель, глубокий молитвенник и строгий подвижник, много внимания уделял просвещению своей паствы. Для детей из бедных сословий открыл в епархии свыше тысячи церковноприходских школ. С особенной чуткостью заботился о страждущих и обездоленных, устраивал приюты для вдов и сирот, сам щедро раздавал милостыню.
Но всё же любимым его детищем стало училище для незрячих детей. Его он посещал каждое воскресенье, как когда-то по воскресеньям приходил к приснопамятному архиепископу Тимофею, который научил его самоотверженному послушанию. Только теперь маститый старец был не в качестве ученика, но в качестве любящего отца и наставника.
***
Так было и в этот зимний вечер. Вдоволь наобщавшись с обожаемыми им детьми, немного погрустив об ушедших своих, владыка Иларион вновь накинул рясу, взял в руку скучающий в уголке посох свой и, благословив всех, отправился домой. После вечернего чая совершил вечернее монашеское правило, а затем, присев в кресле напротив икон и перебирая чётки, опять почему-то вспомнил об уже давно почившем блаженном Паисии. «Ох уж и проказник был этот Паисий! Царствие ему Небесное», — с улыбкой на лице тихо произнёс старец.
На следующее утро Преосвященный почувствовал себя нехорошо. Врачи успокоили: ничего серьёзного, всего лишь грипп. Но когда через несколько дней состояние настолько ухудшилось, что врачи вынуждены были признать его безнадёжным, тут уже слабеющим голосом запротестовал сам владыка: «Что вы, что вы! Умирать мне рано, у меня ведь ещё полно дел!». Но увы… В каком-то смысле смерть — тоже послушание, последнее послушание Богу.
А ещё через день хор так горячо любимых им незрячих детей тихо пел у его гроба панихиду. Но владыки уже не было с ними, в это время он в ином, Горнем мире, где нет «ни болезни, ни печали, ни воздыхания», обнимал своих сыновей и дочь, встречи с которыми так долго ждал.
Своей пастве Преосвященный оставил завещание, в котором испрашивал у всех прощения и просил не забывать о нём в молитвах. «Дети дорогие! Помяните любившего вас до конца жизни!» — были последние его слова.
Однако на этом история не закончилась. Своё продолжение она получила более чем через сто лет, когда 12 мая 2015 года в полтавском Крестовоздвиженском монастыре, где святитель был похоронен, сонмом архипастырей и духовенства при большом стечении верующего народа совершилось его прославление в лике святых. В этот день владыка получил новое послушание — быть за нас заступником и ходатаем небесным.
Да пребудут с нами его молитвы!
