После окончания Белгородской духовной семинарии и рукоположения в священный сан я был принят на работу в Полтавское епархиальное управление. Помимо прочего мне довелось участвовать в подготовке материалов для канонизации святителя Афанасия (Вольховского), Полтавского чудотворца, а чуть позже — и в обретении его мощей.
Вскоре встал вопрос о моём монашеском постриге. Помню, я часто приходил в Полтавский Крестовоздвиженский монастырь и у раки святителя Афанасия просил благословение на предстоящий иноческий путь. Тогда же возникло сильное желание получить в монашестве имя этого святого.
Сам постриг проходил в Спасо-Преображенском Мгарском монастыре — том самом, который стал для святителя Голгофой. Перед началом чина пострижения на одной из колонн собора я увидел его икону и вновь мысленно обратился к нему, прося благословения. И в момент, когда постригаемому нарекается новое имя, после слов «брат наш…» владыка Филипп выдержал паузу в несколько секунд, а затем громко произнёс: «…Афанасий постригает власы главы своея».
Так и стал я, совершенно незаслуженно, первым постриженником в честь новопрославленного святителя Афанасия (Вольховского) и неизменно ощущаю в своей жизни его направляющую десницу.
Как мы реагируем на клевету? Часто очень даже однозначно: мы её не любим, не терпим, гневно опровергаем, оскорбляемся, поражаемся, как только такое кому‑то в голову могло прийти! Желание справедливости усиливается в нас непомерно, ведь задета наша честь. Замечательный философ Иван Ильин определял справедливость как «совестное доброжелательство», «живое и чуткое правосознание, которое готово поступиться своим и отстаивать чужое». Увы мне, грешному! Какое там доброжелательство, какая готовность поступиться — всё ведь наоборот…
«Нам кажется, что справедливость всегда “за нас” и что всякое удовлетворение наших желаний и интересов “справедливо”, — пишет Ильин. — И при этом мы не замечаем, что нами владеет в действительности не искание справедливости, а личная корысть. Что наша ссылка на справедливость на самом деле ничего не стоит, что мы то и дело выступаем в жизни контрабандистами несправедливости».
Хотя святоотеческая литература полна наставлений терпеть обиды и не воздавать злом за зло, мы и после многажды прочитанного остаёмся упрямы и хотим изменить мир, не меняя себя. Жизненные примеры благого терпения клеветы всегда поражают. Мы же имеем такой пример прямо перед глазами: в Полтавском Крестовоздвиженском монастыре почивает мощами святитель Афанасий (Вольховский), епископ Могилёвский и Полоцкий, Полтавский чудотворец.
Дядя-ректор
В истории Православной Церкви известны два Афанасия (Вольховских) родом из Полтавы: дядя и племянник. В 1741 году в семье протоиерея Павла Вольховского родился четвёртый ребёнок, которого в крещении нарекли Фёдором. Начальное образование он получил в Полтавской епархиальной школе, где обучались дети духовенства, навыки же клиросного послушания — в Николаевском храме, где служил его отец.
Огромное влияние на юного Фёдора оказал его дядя — родной брат отца, в миру — Пётр Вольховский, в монашестве — Афанасий. Образование он получил в Харьковском коллегиуме, где превосходил знаниями своих сверстников. На верно выбранную стезю богослова указывал его ораторский дар. Далее он обучается в Киевской духовной академии, а затем учительствует в Харькове. Незаурядный преподаватель и собеседник, умеющий, по точному замечанию его биографа Предтеченского, «тончайшим образом вникать в вещи, разбирать удивительную их связь, находить без затруднения причины вещей». Неудивительно, что его приглашают в открывшуюся семинарию Троице-Сергиевой лавры. На родину он больше не вернётся.
В 1745 году иеромонах Афанасий становится префектом семинарии, в 1748 году — ректором. Он открыл философский класс и сам преподавал в нём. По содержанию и изложению уроки ректора, конспекты которых сохранились, сравнивают с системой известного просветителя того времени Феофана (Прокоповича).
В 1758 году был рукоположен во епископа Тверского и Кашинского. Обретя многочисленную паству, Преосвященный не забывал и о семье брата. На своё попечение он берёт 17‑летнего племянника Фёдора, которого определяет на учёбу в Тверскую духовную семинарию.
Духовный наставник стал для молодого родственника тем «горящим светильником», который всю жизнь указывал путь служения Богу. Его авторитет для племянника был непререкаем. Именно дядя заложил в Фёдоре любовь к богословию, святоотеческой литературе и житиям святых; стал для юноши не только родным и близким человеком, но и образцом православного христианина, и этому примеру младший Вольховский следовал в течение всей жизни.
Путь скорбей
В 1765 году после окончания Киевской духовной академии Фёдор Вольховский возвращается в Полтаву, где вступает в брак с дочерью полтавского протоиерея девицей Анастасией. В это же время его рукополагают в сан священника и назначают на место покойного отца в Николаевскую церковь Полтавы. Но, как повествует «Житие», «горе между тем рано заглянуло в очи тому, для которого предназначен был свыше путь горестей и напастей».
Через год умирает его новорождённая дочь, а через три года Господь призвал к Себе и супругу, оставив убитого горем иерея с сыном-младенцем на руках. Доверив воспитание сына своему младшему брату, протоиерей Фёдор Вольховский в 1769 году принимает монашеский постриг с именем Афанасий, в честь святителя Афанасия, патриарха Цареградского, Лубенского чудотворца, мощи которого в то время почивали в Спасо-Преображенском Мгарском монастыре.
В последующий десяток лет он занимает должности игумена Кирилло-Белозерского монастыря, архимандрита Николо-Вяжищского монастыря, наместника Александро-Невской лавры в Петербурге и Новгородского Юрьева монастыря. 30 июля 1788 года хиротонисан во епископа Старорусского, викария Новгородской епархии.
В 1795 году после кончины Могилёвского святителя Георгия (Конисского) владыку назначили на архиерейскую кафедру в Могилёве. На тот момент в белорусских и западноукраинских землях, которые входили в состав епархии, общественно-церковная ситуация была крайне сложной. На протяжении нескольких столетий христианство здесь развивалось в административных рамках Великого княжества Литовского и Речи Посполитой, их союза (унии) при наступлении римо-католиков. В результате Брестской церковной унии 1596 года все православные епархии были переведены в подчинение Ватикану. К концу XVII века униатство распространилось довольно широко, но после раздела Польши в 1772 году, когда эти территории вошли в состав Российской империи, ситуация начала меняться. Понятно, что роль новоприбывшего сюда православного епископа оказалась весьма драматичной.
Сразу же по прибытии владыка Афанасий предписал консистории подать ему ведомость с указанием неисполненных синодальных указов, а также нерешённых дел по просьбам и сообщениям. Была составлена инструкция об осмотре в Полоцкой губернии и проверке заново причисленных туда православных монастырей и церквей.
Отдельный пункт предписания гласил: «Отцу игумену Давиду, направляемому в Полоцкую губернию, изведать о Невельском духовном правлении: наблюдается ли в оном законный порядок и имеется ли там, в Невеле, школа на казённом содержании… и какая именно, сколько каких учителей, учеников, чему обучаются и сколько в год на ту школу жалованья производится». Таким образом, Православная Церковь брала на себя образовательные функции и делала это грамотно. Особое внимание владыка Афанасий уделял Могилёвской духовной семинарии, в которой ввёл разработанный им метод обучения.
Последняя звезда
Главным делом жизни Преосвященного Афанасия стала поддержка стремления местного населения возвратиться из унии (греко-католичества) в православие. На присоединённых территориях практически не осталось православных храмов и священников. Призыв к возвращению содержался в его «Пастырском увещании к униатам», а к восстановлению церковной жизни общин — в «Окружной грамоте к пастве». Он считал, что «за сие нужное дело с поспешностью приниматься надо», а не спустя рукава.
В течение первого года его пребывания на кафедре в лоно Православной Церкви перешло 50 униатских приходов. Понятно, что почти сразу епископ обретает и врагов, которые действуют крайне решительно. Однако нашлись противники не только вне, но и внутри церковных стен.
Прибыв в епархию, владыка принялся проводить ревизию церквей и монастырей, а также укреплять дисциплину. Ещё во времена унии при церквях начали возникать братства как противовес полякам-иезуитам. Дальнейшую их деятельность Преосвященный посчитал нецелесообразной и об этом доложил в Святейший Синод. «Зачем держать крепость на родной земле?» — вопрошал владыка. Также он считал, что контролировать церковные доходы должны настоятели, а не братчики. Таким образом, в 1795 году было закрыто Полоцкое братство, затем — Невельское и Благовещенское, а также упразднены Могилёвский братский и Шкловский женский монастыри.
В спорных вопросах о земле церковных зданий, «если оная польских королей привилегиями утверждена была», епископ встречался с глухим сопротивлением, сопровождаемым клеветой и бранью. Преосвященный даже вынужден был обратиться в Петербург в Синод с просьбой «оказать помощь и защищение». Позже его позицию подтвердил сменивший его на кафедре епископ Анастасий (Братановский): «Доношение предшественником моим и кавалером Афанасием доказывает, сколь неуважительное для Церкви нашей здешний поветовый суд имеет мнение или почти презрение к епископам православным».
Далее «Житие» повествует: «По вниманию к таковым, без сомнения, великим подвигам, император Павел Петрович, при всемилостивейшем и лестном рескрипте, 11 мая 1797 года пожаловал епископу Афанасию орден святого Александра Невского. Но эта звезда была уже последнею на жизненном небосклоне святителя и, как эмблема земного величия и славы, скоро померкла».
Крепкий в православной вере, он явно опережал своё время и остался во многом непонятым своими современниками.
Великое испытание
Активности иерарха положил конец донос тенора архиерейского хора диакона Ф. Харкевича из Могилёва. В жизнеописании читаем: «Святитель Афанасий обвинялся, страшно вымолвить, “в прелюбодеянии, лихоимстве, несоблюдении табельных дней и в других не менее тяжких преступлениях”. Был верный расчёт доносчика обвинять епископа, как монаха — в прелюбодеянии, как начальника — в лихоимстве, как подданного — в несоблюдении табельных дней, потому что в этих пороках могло сказаться всё худое о ненавистном диакону его архипастыре».
Узнав о содержании доноса, Преосвященный Афанасий также обратился в Святейший Синод с прошением об увольнении его от управления епархией. Этим он желал оградить православие от поношений и подозрений, пускай и несправедливых.
Донос два месяца оставался в Синоде без движения. Император Павел I отослал бумагу первенствующему члену Синода митрополиту Новгородскому и Санкт-Петербургскому Гавриилу (Петрову), который хорошо знал владыку Афанасия и доверял ему. Был заготовлен рапорт об отправке Вольховского на покой с пенсией и управлением Мгарским монастырём Полтавской епархии, что соответствовало желанию самого епископа Афанасия. Но перевес сил в Синоде оказался не на его стороне.
27 августа 1797 года император Павел Петрович подписал секретный Указ об увольнении епископа Афанасия на покой в Мгарский монастырь, но без управления им и без пенсии. Есть мнение, что отрешение владыки от кафедры не состоялось бы без интриг части дворянства и столичных кругов, связанных с западными землями. Расследование по делу епископа Афанасия назначено так и не было, поскольку вскоре выяснилась лживость доноса, и император назначил ему пенсию 1200 рублей в год. Но случилось это незадолго до смерти обоих.
Непродолжительное время, проведённое святителем в Спасо-Преображенском Мгарском монастыре, принесло новые скорби и стало завершением его многострадальной жизни. На новом месте опальный епископ был встречен как ссыльный. Настоятель монастыря архимандрит Дамаскин относился к нему неприязненно и всячески досаждал. Повеление Святейшего Синода об отводе для жительства владыки настоятельских келий осталось неисполненным. Вместо этого Преосвященного поселили в старом флигеле. Настоятель не допускал посещений владыки монастырской братией и сторонними особами, а «вишенкой на торте» стал грубый отказ в просьбе архипастыря совершить Божественную литургию в праздник Рождества Христова. В довершение ко всему отец Дамаскин даже убедил Полтавского епископа Сильвестра (Лебединского) подать рапорт в Синод о том, что «пребывающий на покое в Лубенском Мгарском монастыре Преосвященный Афанасий (Вольховский) лишился рассудка».
«Итак, святитель Божий Афанасий, избравший при вступлении в монашество Лубенского Угодника Божия, Патриарха Афанасия, своим патроном, приходит к своему покровителю и руководителю учиться терпению, которое рождается от скорби, по слову Апостола. А скорбь у Святителя Божия была велика и сильна. И царская милость, выраженная впоследствии в пожаловании ему пенсии, не утешила его.
Пуще всего боялся он той мысли, не сделал ли он собою невольного соблазна. Эта, видно, мысль была у него неотвязчива, и только Милосердая Царица неба и земли, наша славная Владычица и Богородица и Приснодева Мария, смысл лучший паче естественного людям подающая, не оставляла его и тогда Своим Покровом, когда он сильно недуговал душевно, или, точнее сказать, был в великом духовном испытании. Такое тяжёлое состояние пред переходом в вечность святителя Божия Афанасия продолжалось около полугода. Он прибыл в Полтаву как бы проститься с родными и опочил у них на руках», — повествует «Житие».
Вечная память
Тело епископа Афанасия было перенесено в Полтавский Крестовоздвиженский монастырь и похоронено в склепе одноимённой церкви.
Но людская злоба и клевета не оставили святителя и после кончины. Через 70 лет в журнале «Русская старина» вышло «Истинное повествование, или Жизнь Гавриила Добрынина, им самим написанная в Могилёве и Витебске». В тексте помимо прочего говорилось следующее: «Епископом был Афанасий (Вольховский)… который по натуре так был несчастлив, что знакомое ему Евангелие не мог читать без ошибок и частых медленных остановок». Общий тон воспоминаний напоминает современную жёлтую прессу. Хотя на самом деле медленное чтение могло объясняться тем, что «владыка страдает темнотой глаз», о чём писал биограф.
К сожалению, данные витебского чиновника были использованы в «Кратком биографическом словаре русских писателей и учёных» (СПб., 1889). От «медленного чтения» недобросовестные исследователи дошли и до «безграмотности» пастыря. Хотя едва ли можно назвать безграмотным того, кто окончил и коллегиум, и высшую духовную школу.
Но правда пришла откуда не ждали. Прибывший на Прилукскую кафедру епископ Иларион (Юшенов), в 1882 году обозревая гробницу Преосвященного Афанасия, обнаружил нетление его тела. «О сем было донесено в Синод, откуда последовало предписание изнести гроб из усыпальницы, а в склепе устроить церковь, где поставить мощи и там служить панихиды до времени официальной канонизации». Ввиду многих исцелений и чудес материалы к канонизации святителя Афанасия были подготовлены в самое краткое время, а его имя внесли в готовящийся к изданию «Полтавский патерик».
Торжества по случаю прославления святителя Афанасия планировалось совершить после Собора Русской Церкви 1917 года, однако воспрепятствовала революция.
Поистине чудесным образом Господь сохранил честные останки Своего угодника. После большевистского переворота их передали в краеведческий музей Полтавы в качестве экспоната антирелигиозной выставки. Там они находились до начала Великой Отечественной войны, а с приходом оккупантов были тайно перенесены в монастырь, где и погребены под полом соборного храма обители. Когда же краеведческий музей сгорел, распространилось мнение, что сгорели и мощи. И хотя о настоящем месте захоронения знали многие, церковные власти не торопились разглашать это из справедливого опасения возможного осквернения их от рук безбожников. Только в 1995 году мощи перезахоронили на монастырском кладбище.
В 2009 году по благословению и при личном участии архиепископа Полтавского и Миргородского Филиппа (ныне — митрополит) начались новые работы по сбору материалов для канонизации епископа Афанасия (Вольховского). А 27 мая 2010 года Священный Синод Украинской Православной Церкви принял решение о причислении его к лику святых.
Прославление состоялось 10 октября 2010 года в Полтавском Крестовоздвиженском монастыре. Среди сонма духовенства был и потомок святителя Афанасия — клирик Днепропетровской епархии протоиерей Георгий Вольховский.
Так, несмотря на прижизненные гонения, клевету, зависть и непонимание, святитель Афанасий обрёл среди потомков вечную память.
