МОЙ ОПЫТ СОСУЩЕСТВОВАНИЯ СО СТРАХОМ СМЕРТИ. Всю нашу жизнь смерть ходит где‑то рядом. Особенно остро это чувствуется сейчас, во время пандемии. Вирус — везде. И ты не знаешь, перенесёшь его легко или окажешься среди тех, для кого он может быть смертелен. Сегодня живёшь своей обычной жизнью, а завтра заболел, прошло несколько дней, и нет тебя на этом свете.
Перспектива съёживается до каких‑то недель, месяцев, и если раньше казалось, что у тебя в запасе десятки лет, теперь понимаешь, что их может и не быть. То, что у тебя есть наверняка, — это настоящее.
В первые месяцы эпидемии я спрашивала себя: «Что сейчас самое главное? Что я буду делать, если мне осталось жить год, несколько месяцев, месяц?» И хотя в силу возраста риск лично для меня является не таким уж и высоким, частые сообщения в новостях о смертях врачей, известных людей и потом уже болезни знакомых заставили гораздо чаще задумываться о смерти.
Я православная христианка, «чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века». Но сказать, что смерти не боюсь, я не могу. И сейчас, когда пишу эти строки, у меня занимается сердце. Получается взглянуть в лицо этому страху лишь ненадолго. Как будто на краю пропасти стою. И отступаю на шаг назад: «Нет, не сейчас, ещё рано!» Хотя верю, что когда придёт время шагнуть, не разобьюсь, а полечу, подхваченная ветром.
Пожалуй, я научилась жить с этим страхом и хочу поделиться своим опытом.
…Я проснулась в своей кроватке. В соседней мирно посапывает брат. Трудно дышать. Мой мир разваливается на куски. Как будто ширма с красивым изображением горы Фудзи и сакуры в цвету разорвалась надвое, а за ней — апокалипсис. Дымящиеся горы, всё серое, запах гари.
Я не хочу! Верните мне мой мир!
Но нет больше моего мира. Мира, в котором люди, родившись, живут вечно. И умирают только те, кому не повезло: попал в автомобильную аварию, заболел серьёзно…
Оказывается, в смерти мы все равны. И придёт день, когда не будет меня. Мир будет, но каким‑то другим, незнакомым людям в нём жить. А прежде моей смерти умрёт мама. И я не знаю, как буду жить без неё. А когда‑нибудь солнце погаснет, не станет людей. Только холодный, бесконечный космос и проносящиеся по нему мёртвые камни и звёзды, светящие ни для кого.
Мне шесть лет. Днём мы с мамой переходили дорогу на перекрёстке у нашего дома, и она мне сказала:
— Все умирают…
— Как? Почему? Зачем?
— Чтобы очереди не были длинными. Иначе представляешь, как в очереди было бы долго стоять?
Я молча обдумывала. Так вот оно как! Но какое мне дело до очередей? И почему я должна умереть, чтобы кто‑то мог быстрее купить кусок колбасы?
Ночью в слезах позвала родителей:
— Ну вот, мне скоро будет семь лет, потом больше, потом я вырасту, стану взрослой…
— Ну и?
— А потом…
— Что?
— Умру! А я не хочу умирать!
Мне объяснили, что умирать совсем не обязательно. То есть не факт, что после смерти не будет вообще ничего. Вот в Индии, например, верят в переселение душ.
Но я не хочу жить в другом теле! А как же мои мама, папа, бабушка? Я что, буду жить в Индии? Не буду помнить своих родных? Но ведь это буду уже не я! Какой толк в этой другой жизни?
Я горько плачу, меня утешают. Через некоторое время успокаиваюсь. Что помогло мне тогда справиться со страхом? Наверное, понимание того, что мои родители как‑то с этим живут, а значит, и я смогу.
Бабушка говорит родителям, что нас с братом нужно покрестить.
— А что значит «покрестить»?
— В церкви батюшка тебя святой водой покропит, дадут крестик.
Я хочу крестик! Но родители не торопятся с таинством.
Позже мы стали посещать воскресные собрания Армии спасения. Наверное, именно там я впервые услышала о Боге, о Христе, Который любит меня, о Воскресении. Здесь же научили по‑детски молиться своими словами.
Потом мои родители крестились в Православной Церкви. И предложили креститься нам с братом. Я согласилась с удовольствием, уже осознанно, не за крестик. Мне хотелось стать частью Церкви Христовой.
Ну, теперь‑то не должно быть страшно, ведь я верю, что есть Воскресение и Царствие Небесное. Но что такое Воскресение? Как это будет? И попаду ли я в Царство? Достойна ли? По крайней мере, у меня есть надежда.
Тем не менее по ночам меня порой посещал экзистенциальный ужас. Что же там, после смерти? Вечная жизнь? Но что такое вечность — мне не понять. Вернее, понимаю, но не могу осознать. И от этого страшно.
А что, если Бог — сказка? Как Дед Мороз.
Лежу и твержу про себя «Отче наш». Господи, не давай захватить меня этим мыслям!
Нет, я выбираю верить во что бы то ни стало! Бог — не Дед Мороз, не добрый дедушка на облаке, не привидение. Бога мне никогда до конца не понять, не объяснить, и при этом Он реален. Мои мысли о Нём, тот отклик, что находит в моей душе Евангелие, моя готовность следовать за Христом — тому доказательства. В этом смысле мне близка мысль, сформулированная Виктором Франклом: «Amo Deum ergo Deus est» — «Я люблю Бога, значит, Бог есть».
Оказывается, страх смерти — дело одинокое. Мне не с кем было поговорить о нём, хотя это так меня тревожило. Родителей не хотела расстраивать тем, что всё ещё боюсь. С младшим братом мы обсуждали все переживания, беды и обиды, но про смерть не стала с ним говорить, чтобы не пугать. Сейчас думаю, что зря. А вдруг он тоже боялся и не смел заговорить со мной?
Поэтому и пишу сейчас эти строки: чтобы не молчать. Уверена, говорить об этом — важно.
В какой‑то момент пришло осознание, на долгое время ставшее для меня доказательством вечности жизни. Я размышляла так. Почему живу именно сейчас? Люди существовали тысячи лет до меня и наверняка будут существовать ещё тысячи после. Почему же я, моё сознание, тело и душа существуют именно в настоящий момент? Почему не жила раньше и уже не умерла? Почему не получилось так, что я ещё не родилась? Какова была вероятность того, что исторически-астрономическое время и моя индивидуальная жизнь пересекутся именно сейчас?
Мне повезло не встречаться со смертью близких до восемнадцати лет, когда умерла бабушка. Она вырастила меня и была значительной частью моей жизни. Острая боль утраты постепенно затихала. Я скорбела по ней около года. А сейчас вспоминаю её скорее с улыбкой, чем с болью.
Когда близкие уходят, ты по‑настоящему осознаёшь то, что и так понимал всегда: никто не вечен. Жизнь будет отнимать у тебя по кусочку. И ты сам становишься на ступеньку ближе к завершению жизни: теперь старше тебя только родители.
Рождение ребёнка — как землетрясение. Стихийное бедствие, снова сталкивающее с идеей небытия. Вот ещё несколько месяцев назад не было этого человека. И вот он здесь. Откуда он пришёл? Трепещешь и, опять же, чувствуешь, как становишься на ступеньку выше на лестнице поколений. Теперь тебе есть за кого отвечать.
Позже, когда начинаешь вживаться в роль родителя, страх отступает. Ведь есть тот, чья жизнь для тебя важнее собственной. И боишься уже не своей смерти, а того, что будет с ребёнком, если тебя не станет.
Но чем больше я погружалась в материнство, тем явственнее звучал голос внутри: «И это — всё?» Варить кашки и супчики, лечить, водить на детскую площадку, читать книжки. Утешать, перевязывать ранки, вытирать слёзы и слушать смех. А где в этом я? И неужели это всё, что отныне будет наполнять мою жизнь?
У мамы маленького ребёнка каждый день похож на предыдущий. Много неблагодарных трудов, рутины. Мало сна и отдыха. И при этом много удовольствия, если научиться видеть его в череде дней. Научиться не спешить, а быть рядом со своим малышом. Сопровождать его. Наблюдать за ним. Быть ему другом и защитницей. Не мешать раскрываться его лучшим качествам. Позволить ему быть рядом с тобой нужным, важным, желанным.
Дни моей жизни — капитал, подаренный мне Создателем. На что я его потрачу? В первые годы материнства я была уверена, что дети — лучшее вложение. Но они растут, у них появляются свои дела. Им уже не нужна мама 24/7.
Мне захотелось открывать в себе другие стороны. Кроме того, что я жена и мама, я — детский психолог, я помогаю людям, я пишу.
Если мне удалось изменить к лучшему жизнь хотя бы одного ребёнка, это уже очень много. Нет, скорее так: мои клиенты — дети, подростки, родители — сами меняют свою жизнь. Я лишь помогаю им в нужный момент сориентироваться в происходящем. И то, что удаётся быть частью этого процесса, для меня большая радость. Когда вижу, как в семье что‑то меняется. Когда ребёнку удаётся справиться со своими страхами, начать лучше понимать себя, стать счастливее. Когда родители и дети находят общий язык. Когда получается написать полезную статью, которая поможет многим. Именно в эти моменты я ощущаю, что живу.
Я заметила, что страх смерти начинает беспокоить острее тогда, когда не живу полной жизнью. Когда откладываю то, что мне хочется делать, что для меня важно. Когда экономлю свой капитал. И тогда задаю себе вопросы: а что я хочу успеть за свою жизнь? Что мне важно успеть? Без чего моя судьба будет неполной? Путешествовать? Работать? Родить ещё ребенка? Написать книгу?
А что, если всё закончится завтра? Что я могу сделать сегодня, чтобы моя жизнь была осмысленной, исполненной?
Быть внимательной к близким. Делать каждое дело осознанно, быть включённой. Открыть глаза на мир. Посмотреть на небо так, как если бы видела его в первый раз. Приготовить мужу и детям завтрак, вложив в него всю свою любовь. Побеседовать со своими близкими, будто бы есть только я и они, а всё остальное подождёт. Даже если это будет всего пять минут. Уделить время случайному прохожему, обратившемуся за помощью на улице.
Я мало знаю о смерти. Она ходит где‑то рядом, пока что не приближаясь слишком близко. Я не впадала в кому, не видела «свет в конце тоннеля». Не знаю, что там, по ту сторону. Вероятно, мне и не нужно этого знать.
В настоящем смерти нет. И когда я осознанно присутствую «здесь и сейчас» всеми своими чувствами, ощущениями, эмоциями, воспринимаю мир вокруг и себя в нём, когда щедро раздаю свой капитал, используя максимум своих способностей, — именно тогда чувствую себя живой.
Смерть придаёт значение моей жизни. Я понимаю, что не смогу переписать настоящее. Наверное, для этого и нужно время: оно уходит.
И чтобы быть живой, мне необходимо открыться перед Богом: «Вот я!» Это не черновик: всё, что происходит сейчас, останется в вечности.
Что, если время — категория врéменная, необязательная? Вечность — это не много времени. Это отсутствие времени. Она содержится в каждом мгновении. Я могу попасть туда каждый день — на литургии. Или в безмолвной молитве в тишине своей комнаты. Или когда смотрю на красоту природы. Или когда наблюдаю за своими прекрасными детьми, которых, верю, подарил мне Господь.
И вот стою я на краю этой пропасти — пропасти осознания неотвратимости смерти. Господь сказал: Не бойся, только веруй (Мк. 5, 36). Может, и не нужно смотреть вниз, пытаясь увидеть, что там? А лучше смотреть дальше, вперёд — в вечность? Может, тогда я увижу, что пропасть — это всего лишь обрыв над океаном. И там, впереди, бесконечная гладь воды и восход солнца.
