Продолжение. Начало читайте в № 4, № 6/2020
ОТ РЕДАКЦИИ. Признáемся, переходить ко второй кантике «Божественной комедии» было непросто. Действительно, как в православном журнале говорить о «Чистилище»? В нашей Церкви нет такого догмата, да и в католицизме его приняли лишь спустя почти сто лет после написания великим Данте его бессмертного произведения. Но «Отрок» потому и задумал сделать этот юбилейный цикл именно с Александром Семёновичем Филоненко: обходя противоречия, наш автор умеет провести читателя к самой сути.
Почему мы постоянно застреваем в прошлом, безуспешно надрываемся в попытках исправить свои или чужие ошибки и всю жизнь прячемся от Бога как от злого начальника — всё это Данте понял ещё 700 лет назад, когда создавал «Божественную комедию». Прислушаемся к нему и мы.
Ангельский десант и бесовская несправедливость
Самый первый вопрос, который всегда мешает понимать Данте и разъяснить который совершенно необходимо, заключается в том, что же такое «Чистилище». Когда мы берём в руки «Божественную комедию» и видим в ней три части, то всерьёз думаем, что мир действительно поделён на ад, чистилище и рай. На самом деле очень важно помнить, что существуют только ад и рай. Человек в чистилище не «подвис» между двумя мирами: он уже в раю. То есть чистилище — это начало рая, некий путь спасения.
Другое дело, зачем нужен этот путь. Мы можем хорошо рассмотреть его в традициях православной исповеди. Покаяние излечивает нас, искореняя саму причину болезни. Но это не значит, что мы не несём на себе её следов. Нам требуется время на реабилитацию, на изживание последствий.
«Чистилище» — это история спасённых людей, которые рады изживать последствия. Почему рады? Не потому, что терзаются моралистическими обязательствами: дескать, я совершил проступок и должен его искупить. Просто они понимают, что есть нечто ценное, что появляется по мере их движения вверх по горе. Это история не про преступление и наказание, а про то, что ты нуждаешься в чистоте, чтобы войти в рай.
Со стороны их страдания кажутся ужасными. На первый взгляд, они почти ничем не отличаются от адских. Но на самом деле это страдания к выздоровлению. И безо всяких комментариев это понимают люди, пережившие тяжёлую болезнь. Когда ты всё ещё испытываешь трудности, которые здоровому человеку могут показаться настоящим мучением, но тебе каждый день — в радость, потому что ты чувствуешь, как прибывают силы, как к тебе возвращается жизнь. С «Чистилищем» то же самое. Это фактически насыщение человека опытом рая.
Для меня это грандиозная часть, в которой Данте берёт на себя невероятный труд и показывает, как именно осуществляется работа прощения, как милосердие Божие трансформирует все болезненные проявления человеческих ошибок. И начинается она с описания того, что Данте называет «Антипургаторием» (в русском переводе «Предчистилище»). Именно сюда попадает душа перед тем, как вступит в борьбу за очищение от последствий семи смертных грехов.
Мы видим массу персонажей: отлучённые Церковью, самоубийцы, язычники или христиане, не отличавшиеся при жизни добродетелями. Но все они здесь потому, что сумели заметить милость.
Главный пафос этой части «Божественной комедии» заключается в том, что не существует таких человеческих ошибок, которые могли бы быть соизмеримы с Божиим милосердием. Ничего, что отменило бы эту работу милости, человек совершить не может. И Данте один за другим разбирает парадоксальные случаи, каким образом милосердие достигало тех или иных людей и что от них требовалось, чтобы оказаться спасёнными.
Мой любимый пример — граф Бонконте. Смертельно раненый, понимая, что остались считанные секунды, он кричит в Небо: «Мария!», оттуда десантируется ангел, который принимает его душу, а бесы вопят, что это несправедливо. Кстати, в нашем мире несправедливость тоже часто понимают именно в рамках её бесовской трактовки, а не божественной.
Этот и другие парадоксальные примеры нужны Данте, чтобы показать, что человеку для спасения в вечности достаточно его «да» — как признания, что милость Божия никогда не прекращает своей работы. То, что преподобный Иоанн Лествичник называл «отречением от отчаяния».
Вся логика движения по горе «Чистилища» у Данте заключена в нарастающем признании избыточности и щедрости милости Божией. Ключевой момент — песнь 14-я, когда Вергилий говорит знаменитые слова:
Вкруг вас, взывая, небеса кружат,
Где всё, что зримо, — вечно и прекрасно,
А вы на землю устремили взгляд.
Главная проблема нашей жизни — устремлённость взгляда под ноги. Единственное усилие, которое от нас требуется, — признать, увидеть небесный дождь милости, нежности, щедрости, мира и красоты. Задача состоит ровно в этом.
Человеческого «да» достаточно, чтобы работа милости началась, а дальше нужно трудиться, чтобы увидеть эту работу и откликнуться на неё. Заметьте, Вергилий всё время просит Данте поднять голову, и ключевое отличие второй части «Божественной комедии» от «Ада» — там постоянно видно небо.
Нежность к себе и внимание к милосердию
Интересно, что, по замыслу Данте, люди в «Чистилище» находятся на той же самой земле, что и мы. Но они лучше видят, потому что испытывают счастье выживших, о котором пронзительно написала поэтесса Ольга Седакова: «Жить после отмены гибели — наверное, самый нежный и благодарный род счастья, известный человеку. В этом счастье совсем нет гордости. Спасённый знает, что ему нечем гордиться. А дантовское чистилище — область спасения». И дальше мы начинаем по этой области пробираться.
После «Предчистилища» попадаем на уровни, где ангел сперва начертывает на лбу человека семь смертных грехов, а затем стирает их по одному по мере прохождения каждого круга. На первый взгляд, это традиционное христианское учение, и тем не менее Данте внимательно присматривается к тому, как конкретно мы преодолеваем последствия того или иного греха.
Обратите внимание, речь не о посмертном существовании, а о нашей с вами повседневности, каждом дне нашей жизни. Гордыня преодолевается созерцанием красоты, зависть — примерами заботы о других, гнев — доверием. Это постепенное продвижение с уровня на уровень — то, чему и мы можем научиться. Данте показывает, как люди, доверившись милости, вступают с Богом в определённые отношения, которые трансформируют последствия совершённых ими грехов.
И, конечно, самая возвышенная часть — переход сквозь стену огня опаляющей любви в область земного рая. Мы заходим в него с уровня, где души преодолевают сладострастие. То есть они очень хорошо знают про сладость любви, но в какой-то момент понимают, что дело не в сладости, а в самой любви.
Я думаю, мы имеем дело с глубочайшим парадоксом: по какой-то причине нам кажется, что когда мы согласимся жить по-Божиему, а не по-нашему, это может потребовать от нас отказа от собственного счастья. Парадокс не интеллектуальный, но проистекающий из само́й человеческой природы. Предельно он сконцентрирован в молитве Христа в Гефсиманском саду, когда Иисус просит Отца пронести Чашу мимо Него. Человеческая природа молит о том, чтобы Бог сделал не так, как Он считает нужным, а каким-то иным образом. Но результатом этой молитвы становятся слова Христа о готовности следовать воле Отца, научающие и нас труду прохождения к послушанию.
Ровно то же происходит на горе «Чистилища». У Христа — молитва, у Данте — проводник. Последнее усилие Вергилия, то есть последнее усилие разума, который нам чем-то может помочь, — это уговорить сделать шаг и войти в огонь любви Божией, а не концентрироваться на своих грехах. Но уговорить не так просто. Оказывается, люди раз за разом вместо того, чтобы быть внимательными к милосердию, продолжают зацикливаться на своих ошибках и проступках. И педагогика милосердия заключается в том, чтобы оторвать наш взгляд от своих грехов и пробудить нежность к самим себе.
Отказ от ошибок происходит через внимание к тому, что посылает Бог, к Его милосердию. В «Чистилище» мы видим это буквально на каждом круге. Во-первых, предъявляется нечто божественно прекрасное. Во-вторых, показываются примеры людей, которые этим почему-то пренебрегли. В-третьих, звучит заповедь блаженства, которая помогает в преодолении того или иного смертного греха. И в-четвёртых, обязательно присутствует сюжет из жизни Богородицы.
Так, человеческой гордыне противопоставляется Благовещение. В круге зависти постоянно звучит забота Божией Матери о людях, Её щедрость: Вина нет у них (Ин. 2, 3). Для преодоления гнева вспоминается евангельское описание, как потеряли Отрока-Христа в храме, то есть, опять-таки, сцена нежности. Таким образом восхождение к смирению, щедрости и нежности решается исключительно как Богородичная тема.
Интересно, что Данте изобразил полное структурное соответствие ада и чистилища. Почему оно для нас важно? Потому что показывает, как мы то и дело застреваем на своих ошибках. Важно не только заметить, что я задыхаюсь, потому что опять застрял, но и понять, каким образом из этого выбираться.
На самом деле человеческих сил никогда не хватит, чтобы справиться с ошибками. Но всё решают отнюдь не силы, а наше внимание к милосердию Божиему. Чтобы ни одна из крупиц Его милости в нашей жизни не была забыта.
Стыд за нечувствительность и река благодарной памяти
Что ещё важно в этой части? Конечно, разговор Данте со своей возлюбленной. Нам кажется, что после того, как он преодолел ад, чистилище, очистился от всех своих грехов, прошёл через стену огня, теперь-то наконец состоится желанная встреча. Но Беатриче предстаёт перед ним в совершенно неожиданном виде. И с какой речью она к нему обращается? Не говорит: «Дорогой Данте, добро пожаловать в рай!», а устраивает настоящий суд — настолько строгий и всесокрушающий, что даже ангелы начинают за Данте заступаться. Подсказывают, как школьники двоечнику, что отвечать.
Но они не понимают, что Беатриче движима любовью. Фактически она делает работу, которая является апофеозом милосердия: задаёт сложные вопросы о предательстве, о бесчувственности, о жестокости — не чтобы уличить, а чтобы не допустить застревания в прошлом. Ведь только очистившись, душа сможет взлететь. Беатриче это знает и устраивает последнее испытание, настолько сильное, что Данте буквально падает в обморок от предельного стыда. Стыда за пережитую нечувствительность.
После всего он окунается в две реки, позволяющие забыть плохое и вспомнить хорошее. Кстати, Эвноя — река благодарной памяти — впервые появляется в «Божественной комедии». Мы знаем, что существует Лета, река забвения, но Данте это кажется недостаточным. У него, чтобы войти в рай, необходимо не просто оставить позади ошибки, травмы, болезни, страхи, но и ничего не потерять из всего прекрасного, что было в твоей жизни.
И даже если ты будешь слаб и не в состоянии вспомнить многое, для этого в раю есть река Эвноя. Бог — это Тот, Кто сохраняет всё.
Мы живём в интересные времена. С одной стороны, отовсюду звучат призывы к энтузиазму: «Что бы ни случилось — не беда, мы должны взять себя в руки, всё исправить, просто быть более внимательными». То есть провозглашается некий всеобщий оптимизм по поводу нашей способности пройти через любые испытания. С другой стороны, как бы мы себе чего-то там не нафантазировали, постоянно возникают обстоятельства, которые оказываются сильнее нас, и мы вновь и вновь упираемся в осознание того, до какой степени мы слабаки и бедняги. Что бы ни предпринимали, велика вероятность не справиться, с чем-то не совладать. И, конечно, пандемия — мощный знак, когда уже каждый понял, насколько глупо рассчитывать на самого себя.
Благая весть, за которой идёт Данте, заключается в том, что единственной силой, способной совладать с нашими ошибками, являемся не мы сами, а Божия милость. И это не какая-то абстрактная вещь, а то, что мы должны в своей жизни обнаружить. Наша главная цель — открыть присутствие милосердия в своей жизни. В этом смысле Данте — это тот, кто говорит: «Не полагайтесь на свои силы, они действительно крошечные. Но есть сила, за которую вы можете держаться и которая очистит любые ваши ошибки. Настоящее искусство жизни заключается во внимании к этой силе».
Современный человек задыхается от трудностей, неопределённости, кризиса. Он парализован страхом и понимает, что его возможности на исходе или уже давно исчерпаны. Но он может посмотреть вокруг себя и обнаружить хотя бы малую крупицу красоты и милости, чтобы, пойдя за ней, открыть для себя путь, который начинается с его «да» и широко открытых глаз.
Это действительно путь терпеливого человека, но терпение — не атрибут силы, а характеристика его внимания к милосердию. Опять-таки, в самой первой песне «Чистилища», когда Вергилий готовит Данте к восхождению, он омывает его глаза от пепла ада и опоясывает поясом из тростника, растущего в море у самого берега. Такой вот символ, что выдержать волнение моря жизни может только тростник — гибкий, но отнюдь не слабый.
Всё, что от нас требуется, — гибкость тростника, его мягкость. Сила смирения, заключающаяся в осознании собственного бессилия. Именно о ней говорил Господь апостолу Павлу: Довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи (2 Кор. 12, 9). Это не просто призыв: смирись и всё, но определённый путь смирения, вдохновение на которое мы получаем не через раскопки в себе каких-то забытых ресурсов, но от признания, что сила — не в нас.
В этом смысле вторая часть «Божественной комедии» — настоящая педагогика высвобождения и признания своей слабости перед красотой и милостью.
Продолжение следует
