Выдержки из книги священника Павла Флоренского «Столп и утверждение истины», глава «Письмо одиннадцатое: Дружба»
Друзья связаны теснейшим единством: Бывает друг, более привязанный, чем брат (Притч. 18, 25), и поэтому дружба ничем не может быть разрушена, кроме как тем, что направлено прямо против самого единства друзей, что ударяет в сердце друга, как друга, — вероломством, издевательством над самою дружбою, над святынею её: Наносящий удар глазу вызывает слёзы, а наносящий удар сердцу возбуждает чувство болезненное. Бросающий камень в птиц отгонит их; а поносящий друга расторгнет дружбу. Если ты на друга извлёк меч, не отчаивайся: ибо возможно возвращение дружбы. Если ты открыл уста против друга, не бойся, ибо возможно примирение. Только поношение, гордость, обнаружение тайны и коварное злодейство могут отогнать всякого друга (Сир. 22, 21–25).
Открывающий тайны потерял доверие и не найдёт друга по душе своей. Люби друга и будь верен ему; а если откроешь тайны его, не гонись больше за ним: ибо как человек убивает своего врага, так ты убил дружбу ближнего; и как ты выпустил бы из рук своих птицу, так ты упустил друга и не поймаешь его; не гонись за ним, ибо он далеко ушёл и убежал, как серна из сети. Рану можно перевязать, и после ссоры возможно примирение; но кто открыл тайны, тот потерял надежду на примирение (Сир. 27, 16–23).
Другу должно принадлежать высшее доверие и высшее прощение. Услышав слово на друга своего, расспроси друга твоего, может быть, не сделал он того; и если сделал, то пусть вперёд не делает. Расспроси друга, может быть, не говорил он того; и если сказал, то пусть не повторит того. Расспроси друга, ибо часто бывает клевета. Не всякому слову верь (Сир. 19, 13–16).
Высшее доверие, какое можно оказать человеку, это несмотря на худые суждения о нём, несмотря на явные факты, свидетельствующие против него, несмотря на всю действительность, говорящую против него, всё же верить в него, то есть принимать на вид лишь суждение его собственной совести, его собственные слова. А высшее прощение — в том, чтобы, и это приняв, вести себя так, как если бы не было ничего, забыть о происшедшем. Такое доверие и такое прощение нужно оказывать другу.
Вот почему он — самое близкое к сердцу существо; вот почему Библия, желая указать на внутреннюю близость Авраама к Богу, называет его другом Божиим (Иак. 2, 23). Библия показывает и осуществление этого идеала дружбы в живой действительности. Разумею трогательную до остроты дружбу Давида с Ионафаном, изображённую в словах не многих, но, быть может, оттого именно трогательных до боли: «Как будто для меня именно написанных», — подумает о них каждый.
Душа Ионафана прилепилась к душе его (Давида), и полюбил его Ионафан, как свою душу… Ионафан же заключил с Давидом союз, ибо полюбил его, как свою душу. И снял Ионафан верхнюю одежду свою, которая была на нём, и отдал её Давиду, также и прочие одежды свои, и меч свой, и лук свой, и пояс свой (1 Цар. 18, 1; 3–4). И сказал Ионафан Давиду: чего желает душа твоя, я сделаю для тебя (1 Цар. 20, 4). Ты принял раба твоего в завет Господень с тобою, — и если есть какая вина на мне, то умертви ты меня (1 Цар. 20, 8). И снова Ионафан клялся Давиду своею любовью к нему, ибо любил его, как свою душу (1 Цар. 20, 17). Давид пал лицем своим на землю и трижды поклонился; и целовали они друг друга, и плакали оба вместе, но Давид плакал более (1 Цар. 20, 41).
«Нет никакого приобретения лучшего, нежели друг; но лукавого человека никогда не приобретай себе в друзья», — высказывается святитель Григорий Богослов. А в другом месте он расточает все лучшие слова, лишь бы достойно оценить важность дружбы: «Друга верного нельзя ничем заменить, — так начинает он, обращаясь к святителю Григорию Нисскому, — и несть мерила доброте его. Верный друг — крепкая защита: кто нашёл его, нашёл сокровище (Сир. 6, 14). Друг верный дороже золота и множества драгоценных камней. Друг верный — вертоград заключен, источник запечатлен (Песн. 4, 12), которые временно отверзают, и которыми временно пользуются.
Друг верный — пристанище для упокоения. А ежели он отличается благоразумием, то сие сколько ещё драгоценнее. Ежели он высок учёностью, учёностью всеобъемлющею, какою должна быть и была некогда наша учёность, то сие сколько преимущественнее? А ежели он и сын Света (Ин. 12, 36), или человек Божий (1 Тим. 6, 11), или приступающий к Богу (Исх. 19, 22), или муж лучших желаний (Дан. 9, 22), или достойный одного из подобных наименований, какими Писание отличает мужей божественных, высоких и принадлежащих горнему: то сие уже дар Божий, и очевидно выше нашего достоинства».
Двоим лучше, нежели одному, потому что у них есть доброе вознаграждение в труде их: ибо если упадёт один, то другой поднимет товарища своего. Но горе одному, когда упадёт, а другого нет, который поднял бы его. Также, если лежат двое, то тепло им; а одному как согреться? И если станет преодолевать кто‑либо одного, то двое устоят против него: и нитка, втрое скрученная, нескоро порвётся (Ек. 4, 9–12). Друг — опора и покров в жизни: Верному другу нет цены, и нет меры доброте его. Верный друг — врачевство для жизни, и боящиеся Господа найдут его. Боящийся Господа направляет дружбу свою так, что каков он сам, таким делается и друг его (Сиp. 6, 13–17).
Заглавное изображение: Давид и Ионафан. Рембрандт. 1643 — 1644 гг.
