Хорошо нам здесь быть

Привет, дорогой друг!

С началом работы в издательстве при православном монастыре часы и недели стали течь иначе. Поначалу даже ощущалось, будто из обычного мира прихожу в Нарнию — настолько здешний уклад жизни, её ритм и цели отличаются от привычных нам, мирянам.

Но Ионинский монастырь находится в центре столицы, специализируется на миссионерстве и открыт для всех. То ли дело обители, удалённые от шума и ведущие более камерную жизнь. Например, Спасо-Преображенский скит в Нещерове, в сорока километрах от Киева.

Популярные рецепты продуктивности

и приёмы тайм-менеджмента уже не выглядят такими привлекательными в сравнении с тем, чему можно поучиться у монахов. И хотя глубину монашеской жизни мирскому человеку вряд ли постичь, но внимательно в неё всмотреться — вполне по силам.

Есть мнение, что монахи только то и делают, что лежат на берегу реки, наблюдая за её размеренным течением и читая духовные книги. Редакция поручила мне посмотреть, так ли это. И в Нещерове всего за двое суток выяснилось, что всё намного интереснее.

Друг мой, как же красиво живут монахи! Красота — главное, что обнаружилось в Нещеровской обители, если не считать удивительной объёмности, наполненности времени и пространства, ощущение которых можно сравнить с переходом от двухмерного зрения к 3D. Но это уже спойлер.

Я мечтала, чтобы меня «прикрепили» к брату, который помог бы вжиться в монастырский распорядок. Примерно так и вышло. На этом совпадения желаемого с действительным закончились. Главное правило для монаха — смирение и отсечение собственной воли — распространяется и на гостей обители.

С первых минут в Нещерове всё пошло не по плану. Я по щиколотку вляпалась в единственную на весь опрятный монастырь горку влажной глины. Замшевые (!) кроссовки отмывались прямо под уличным краном, на глазах у братии. Образ деловитой журналистки пришлось отставить. Не удалось и начать с «умного» интервью — формальные диалоги в Божие расписание не входили. Даже диктофон я включала на считанное количество минут, обходясь заметками — диктофоны не слишком органичны там, где происходит жизнь как она есть.

В общем, Господь поставил перед дилеммой: сопротивляться или довериться обстоятельствам. Выбор оказался очевиден и прост.

Любовь к вещам

например, к красивой обуви — это не про монастырь. Гляжу уже сейчас на эти кроссы, которые несколько лет служат верой и правдой. Их удалось спасти от глины — это дар Господний мне, привязанной к брендовой вещи. Но что я знаю о дарах. Смотри, что сохранилось на диктофоне: «Если мы видим свои грехи — это самый большой дар, который можно получить. Покаяние — это возможность очиститься от зла. Чем больше очищаешься, тем больше Бог в тебя входит, пока не поселится в тебе как в храме. Это и есть состояние святых. А ощущения, которые получаешь на этом пути, — уже дар дополнительный».

Мы с тобой оба понимаем, насколько важны в житейской дороге внятно сформулированные цели. Так вот, одна эта реплика — и становится ясно, кто из нас с собеседником-монахом точнее «отцентрирован», «откалиброван», направлен. Вот бы тоже так научиться.

Раньше казалось, что всё любимое: деятельность, интересы и вкусы, ботиночки вот, даже друзья — это и есть я. Надо просто собрать всё вместе, присвоить — и стану цельной. Но вот что рассказали в Нещерове люди, давшие обет нестяжания и умеющие выживать без «необходимых» вещей, даже без желания их иметь: «Я — это не набор пристрастий и навыков. Я — это тот, кто делает ежеминутный выбор между добром и злом. Вместо того чтобы полагаться на своё эго с его предпочтениями, я уповаю на Бога».

Выходит, привычные опоры, средства самоидентификации — пусть и приятная, но побочка. При нашей с тобой любви к радостям жизни отказ от привычных ценностей кажется невыполнимой, даже не совсем нужной задачей. Но монашеский ответ получен и на это: «Жизнь с Богом во много раз превышает возможное наслаждение от мира: от общения с любимыми, от еды и карьеры… Мирские радости Господь даёт как залог, чтобы мы поняли, что можно жить хорошо. Это конфетки, которые в конечном счёте ребёнок должен перерасти и прийти к чувствам другого порядка. Всё, что нам нравится, создал Бог и вложил в это отпечаток Себя. Но тварная природа вещей ограничена, а Бог безграничен».

На собеседнике — пара кожаной обуви. Чёрной, неброской, как и остальное монашеское облачение. На одном носке лёгкий след влажной земли — брат только что вернулся с огорода. Этот след не кажется лишним и неопрятным, не вызывает желания срочно предложить монаху влажную салфетку. Почему?

Дивен Господь во святых своих

и пути Его неисповедимы. Я до воцерковления думала, что верующие — это такие специально обученные безгрешные люди. И в жизни все эти «божественные» супермены в платочках или подрясниках ведут себя безукоризненно. Считала, что храмы — это запредельный мир для святых людей. Но оказалось, что даже если жизнь человека протекает в монастыре, вера сама по себе не наделяет праведностью, не является билетом в космос или рай. Верующий просто сживается с тем, что Бог есть, и факт Его существования накладывает некоторые обязательства. Как и привилегии.

Монахи говорят, что вера — это жизнь в дополненной реальности. Вот тебе и 3D. Ещё уточнили, что без Бога жизни не бывает. Так что «волшебная Нарния» — это и есть реальность. Везёт же монахам!

Вера меняет жизнь, но в то же время оставляет человека самим собой, со всей его обнажённой уязвимостью и человечностью. Костяк характера и увлечения также остаются прежними: кто любил философствовать и петь, тот и во Христе философствует и поёт — как один из моих нещеровских собеседников. Он голосом служит на клиросе, а любознательным умом превращает каждое послушание (то есть монастырскую работу) в науку.

Так кого же Господь приводит на этот кажущийся странным и сложным монашеский путь? Может, всё же есть факультеты будущих святых? Или спецподразделение молитвенных войск…

Вот местная братия. Кто‑то заехал помолиться, и ему предложили остаться. Другой прибыл из соседней страны. Там у него прошлое и Родина. Здесь — то, что теперь нужно душе. Иногда он наведывается в Киев из пронзительно тихого Нещерова, чтобы глотнуть атмосферы большого города. Нескольких вылазок в год достаточно. Дальше — густая молитвенная тишина.

Ещё один брат всю молодость провёл в поиске идеальных отношений. Его жизнь была наполнена драмами, каждая из которых сама по себе способна вышибить из социума: попытки отшельничества, эксперименты с веществами, несколько лет проживания в подвале, развод, увлечение эзотерикой. Сейчас он смотрит на меня удивительно светлыми, ясными глазами человека, о чьём прошлом уже ни за что не догадаться по его речи и манере себя держать. Говорит, что только любовь к правде не дала ему развалиться. А правдой оказался Христос. Нашёлся наконец.

В монастырь не уходят

а приходят, кстати. Так научили говорить нещеровские братья, в противовес устойчивому выражению, популярному в миру. В широких кругах принято считать, будто монах от мира именно сбегает, не желая пребывать в «юдоли плача». Но, думаю, ты подозревал, что цель пострига — не побег от реальности, иначе проще было бы углубиться в компьютерные игры.

«Монах выходит из мира и смотрит на Бога», — так ёмко и красиво обозначает братия в Нещерове свои цели. Разница между миром и монастырём — в системе ценностей. Светский человек живёт только цивилизацией. А верующий, и тем более монах, смотрит на мир цельно. Постигает что‑то ещё, кроме денег, политики и прогресса.

Мирские задачи — вроде поступления детей в институт, карьеры, сбережений, потребления — монаха не отвлекают. Можно спокойно повернуться лицом не к цивилизации, а к человеческой природе — своей собственной. Заглянув внутрь души, обнаружить поле непаханое и начать, с Божией помощью, его возделывать.

Монастырская жизнь вращается вокруг Господа. Здесь говорят, что по‑настоящему важно только то, в каком состоянии будет находиться душа в момент встречи с Ним. Всё устроено так, чтобы монах думал только об этом: «В миру путешествуют, переезжают, ищут новое место, где надеются “жить по‑настоящему”. Но это место не на карте, а в душе — там, где должен быть Бог. И благодаря ограничениям внутри монастырской черты открывается лестница на Небо. Движение по этой вертикали приближает к Богу, и каждый следующий шаг — это немножко “прыжок выше головы”. И Бог всегда подаёт руку, если мы примем решение прыгнуть».

Братьев частенько спрашивают, мол, как вы так живёте. А они знаешь что отвечают?! То, чем занят монах, должно занимать и каждого христианина. Просто для монаха это приоритет: «Основная задача христианина — обо́жение, примирение с Богом через покаяние. Каждый день нам Господь даёт тысячу примеров нашего греха. В каждый момент времени совесть показывает наши несовершенства. Соответственно, в каждый момент времени нужно над этим работать. И молиться Богу, чтобы Он помог справиться». Просто в миру, развивает мысль собеседник, легче уйти от ответственности. А так — у каждого из нас свой монастырь. То есть ограниченный набор житейских локаций и обязательств. И живём по‑настоящему мы лишь там, где можем себя проявить.

Для меня локации — работа, дом, метро, квартира лучшей подруги. Хотя иногда в шуме дней мнится, что под ногами целый Киев. А у монаха — четыре гектара территории обители. И на этой земле, расположенной на небольшом и живописном Нещеровском холме, множество всего. Есть храм — центр жизни, есть братские корпуса, трапезная, два огорода, шикарный сад, цветник, гостевой домик, приют для кошек, кладбище, пасека, поляна, несколько подсобных помещений, часовня и возможность проживать жизнь в естественном для человека ритме. Богатство — вот же оно, оказывается. Бери да береги.

Устав — якорь для монаха

а без свода правил монастырь может считаться не более чем общежитием по интересам. Даже в такой юной обители, как Нещеровская (ей чуть более десяти лет), устав на первом месте. Цель любых правил, рассказывают здесь, — это организация «внутреннего человека», ведь внутреннее зависит от внешнего. Один из братьев, например, чтобы настроиться на нужный распорядок, регулярно раскладывает всё по полочкам в собственной келье. Видимо, неспроста писал Экзюпери про «приведение в порядок собственных планет». Монахи говорят, что стремление к гармонии — это тоска по Богу, Который Сам гармония и есть.

Тот же брат отметил, что дисциплина вскрывает все внутренние проблемы. Где жмёт, там и копай. Мы были с братьями на огороде, беседовали, а они попутно копали картофель. Когда я предложила помощь в сортировке клубней, они ответили, что на это нужно брать благословение. Что, нельзя просто помочь? «Нет, — ответил брат. — Не я здесь ответственный. Не мне и решать». Стою и боюсь притронуться к картошке. Игумен даёт благословение. Легчает. Под благословением проще — знаешь, что всё идёт правильно, всё по воле Божией. Цена такой умиротворённости — полное послушание игумену, духовнику. Раньше я бы поторговалась. Теперь уже нет. Цена адекватная.

Послушания занимают почти всё монашеское время, за исключением служб и молитвенного правила; работа выдаётся дважды в день — после завтрака и после обеда. Распределяют задачи старшие по тому или иному послушанию: ответственный за огород, например, даёт поручения всем, кого благословили работать на грядках. Если нужно взять внеочередное благословение — хотя бы на помощь гостьи из Киева, спрашивают игумена.

Но я, вообще‑то, хочу собирать картошку тогда, когда хочу. Люди творческих профессий в принципе привыкли полагаться на собственное мнение. А монахи осмотрительны: «Часто восприятие оказывается ложным. Доверять можно только Богу. В монашестве важно открытие помыслов духовнику. Духовник наблюдает за моими установками и корректирует их. А вдруг я какую‑то ересь говорю? Духовник — человек опытный, и ты полагаешься на его волю».

Получается, монахи по сравнению с мирянами должны чувствовать себя как в тюрьме. Но они выглядят свободнее нас. Потому что если принять правила, то жизнь наполняется сознательностью и размеренностью. «Барьеры» превращаются в разумное ограждение, внутри которого — глубина: «Монах даёт Богу обет: я остаюсь в этом монастыре, я принимаю духовника, это мой дом, здесь я и умру, и на этом кладбище меня похоронят. И этим мы “заякорились”. И как только дано обещание Богу не двигаться с места, тем самым мы даём Богу возможность действовать в нас».

Чем ближе предмет, тем больше видно деталей. В одной из картофельных лунок обнаружилась полевая мышь. Маленькая и милая. Хвост и задние лапки — длиннющие. Она совсем ещё детёныш, даже глазки не до конца раскрыты. На руки идёт, в ладони носиком тычется.

В монастыре удивительным образом появляется время и желание вникать в мелочи. Жизнь ощущается правильной, простой и красочной, как осеннее яблоко из пышного монастырского сада: оно блестит, налитое, сочное, крепкое, и переливается полутонами, от нежно-жёлтого до розового и бордового. Откусываешь — звонко звучит. Вкусно.

Се, что добро, или что красно

но еже жити братии вку`пе. Так поётся в Псалме 132, и ровно то же самое ответит любой брат о своих приоритетах. На деле‑то, конечно, всякое бывает — когда семья состоит не из святых, нюансы неизбежны. Быт в обители общежитийного типа именно что семейный (нещеровцы ориентируются на монастыри Святой Горы Афон). А поскольку монахи считают человеческие взаимоотношения проекцией отношений с Господом, ответственность растёт: «Брак — это ворота для Бога в жизнь человека. Как и постриг. Чтобы дойти до образа, который Бог в нас заложил, нужно в себе что‑то поменять. Отношения в семье всегда указывают на то, что требуется исправить. И есть два выхода — или каяться, или говорить, что “не я виноват, а он”».

Так что брат для брата — «лакмус греха». Монашествующие в принципе уверены, что духовная жизнь возможна только во взаимодействии с другими. А общение с людьми неминуемо «обтачивает».

Ещё говорят, что Бог дивным образом «подгоняет» братьев друг под друга, не сводит людей в монастыре случайно. Даже мирские профессии пригождаются в хозяйстве конкретной обители. Правда, тем же философам тяжеловато, потому что они всегда знают, как лучше, и готовы активно рассказывать это другим, по просьбе и без. Другим приходится, конечно, терпеть. Так что поделились со мной и таким рецептом: если начинаешь поучать ближнего, становишься как бы между грешником и Богом. А кто давал тебе такие полномочия? Надо этого грешного ближнего просто любить. Дай Бог научиться.

Братья живут в кельях по одному. У некоторых есть домашние животные. Есть коты. И даже паук. Друзей у монахов особо не принято заводить, но животных можно. И тем не менее в монастыре нет одиночества. Объединяют и общий быт, и распорядок, и общие цели. А если нужно уединение, можно побыть в келье в свободное время, допустим, вечером.

Один брат рассказывает, что в монастыре абсолютная тишина и созерцательная атмосфера. Второй, независимо от первого, уверяет: тишины здесь нет — множество событий происходит, раздумывать на «экзистенциальной» скамейке, которая стоит позади сада и открывает вид километров на сорок вокруг, некогда. Но кое у кого из братьев есть бинокль, и с созерцательной лавочки на краю холма они глядят на Киев, который отсюда смотрится далёкой и чужой грядой многоэтажек на горизонте. В обители много неба, оно куполом накрывает холм. Оно здесь важнее городских горизонтов.

Одно из монастырских послушаний — молитва за весь мир. Поэтому даже в ночное время находится работа: по часам, по очереди братия за ночь прочитывает всю Псалтирь. Мы в это время безмятежно спим — в гостевом домике или в Киевах наших, и снятся нам мирные сны, например, про знакомство с полевыми мышами. И картошка монастырская.

Место внимать и слышать

всё, что происходит внутри, — вот что такое монастырь. Бытие тут очищено от лишних, суетных и заумных действий. Оттого время, проведённое здесь, кажется настоящим и правильным. Вот служба и молитва, вот еда, вот работа, вот чай, вот диалог. Мобильный интернет на смартфоне почти не ловит, и я молюсь, чтобы он продолжал не ловить до возвращения в Киев. Хоть и боюсь за двое суток совсем оторваться от реальности. «От какой реальности?» — уточняет брат.

В своё первое нещеровское утро я проснулась рано в комнатушке монастырского гостевого дома. Это глиняная хатка с низкими потолками, уютная, обустроенная. Полунощница в семь, до храма 5–10 минут ходу, надо собираться. Я была одна. Храм и корпуса — на холме, за стеной леса. Домик прямо под горой. Накануне не спала допоздна, к тому же до домика меня вели впотьмах, оттого сонно не помню, как пройти к храму. С крыльца выхожу прямо на развилку. Прохладно. В одну сторону дорога вдоль леса и в другую тоже. Храм не видно ниоткуда, куда направляться — не понятно. Без пяти семь. Выбираю направо, но по ощущениям удаляюсь от монастыря. Оборачиваюсь метров через четыреста: и правда, купол храма виднеется далеченько на горе.

И вдруг на пригорке рядом с домиком мелькает рослая монашеская фигура. Это точно брат, ответственный за домик, явно пришёл проверить, где я и как: больше ему тут делать нечего за минуту до службы. Фигура монаха — над домиком, он поднимается прямо по горе. Вспоминаю, как накануне он рассказывал про короткую тропу к храму не в удобный обход, а напрямик через лес. Хоть он меня и не увидел, но появился как чудесный проводник. И я уверенно иду на нещеровскую полунощницу в эти интересные семь утра по просёлочной дороге мимо лесочка по правую руку и огородов по левую. Прямо в гору, к монастырским яблоням и храму. И ловлю солнце в зелёном безбрежье огородов.

А ещё в тот день был обед; гости едят отдельно от братии, чуть позже. Я за столиком одна, угощаюсь вкусным наваристым супом. На кухне шуршат послушники. В самой трапезной якобы пусто. И вдруг слева от тарелки появляется металлическая кружка, в которой пакетик чая и кипяток. Пока я доем, чай как раз заварится и слегка остынет: можно будет пить. Кто его сюда поставил и когда — не заметила. Тихая, непоказная и своевременная забота — мы же с тобой знаем, Чей это почерк. И мне давно нигде не было так хорошо, как здесь.

P. S. А это фильм о Нещеровском монастыре. Он называется «Тишина» и рассказывает об одном дне жизни обители в её естественных звуках (режиссёр: монах Анастасий (Корсанюк), операторы: Александр Сак, Алексей Сак, Александр Чёрный):

Автор благодарит за возможность прикоснуться к монастырской жизни и за помощь в написании текста братию Спасо-Преображенского Нещеровского монастыря, а также священника Иоанна Коржука.

Фото: монах Анастасий (Корсанюк), архив Спасо-Преображенского монастыря, Сергей Рыжков; личное фото автора.

Друзі! Ми вирішили не здаватися)

Внаслідок війни в Україні «ОТРОК.ua» у друкованому вигляді поки що призупиняє свій вихід, однак ми започаткували новий незалежний журналістський проєкт #ДавайтеОбсуждать.
Цікаві гості, гострі запитання, ексклюзивні тексти: ви вже можете читати ці матеріали у спеціальному розділі на нашому сайті.
І ми виходитимемо й надалі — якщо ви нас підтримаєте!

Картка Приват (Комінко Ю.М.)

Картка Моно (Комінко Ю.М.)

Також ви можете купити журнал або допомогти донатами.

Разом переможемо!

Другие публикации рубрики

Другие публикации автора

Другие публикации номера